– Спасибо, товарищ генерал-лейтенант! – просиял Сергей. – Но… а вдруг мы за сутки до своих не доберемся?

– Доберетесь, – усмехнулся тот. – Во время тренировки вы не имели права получать разведданные, касающиеся текущего положения на фронте. Это условно называется «туманом войны». Но сейчас цикл обучения завершен, поэтому вы можете ознакомиться с картой. У вас час на подготовку и еще двадцать четыре на выполнение задания. Возвращение будет принудительным, так что поторопитесь. Время пошло с этой секунды. Свободны, курсант. Удачи.

Дождавшись, пока за торопливо рванувшимся к выходу Кобриным автоматически закроется звукоизолирующая дверь, генерал откинулся на спинку кресла и с усмешкой поглядел на товарища:

– Ну, Сережа, и кто был прав? Говорил же, крайне перспективный курсант! Заметил, сколько он времени в душе провел? Ровно столько, сколько нужно, чтобы наскоро помыться после нескольких суток в медблоке. А другие порой по полчаса отмокают, будто и на самом деле в завшивленной форме из окопов вернулись. Нет, дружище, мы с ним еще поработаем, точно говорю!..

28 июня 1941 года

Лесная поляна казалась девственно чистой, лишь слегка примятая трава говорила о том, что совсем недавно здесь прошли люди, и было их немного, человека два[8]. Прошли не останавливаясь, стремясь поскорее пересечь открытое пространство и снова укрыться под кронами густых елей, что обычно растут с того края, где к поляне подступает болотина. Где-то в ельнике неуверенно, словно спрашивая у более информированных товарок, ушли ли нежданные гости, чирикнула пичуга, ей звонко ответила другая, сообщая, что опасность миновала. Божьим созданиям было невдомек, что главная угроза вовсе не здесь, а в нескольких километрах восточнее, где горизонт затянут дымом и пылью и грохочет, не смолкая ни на минуту, смертоносная рукотворная гроза. Где на изрытых воронками полях и обочинах потемневших от гари и крови дорог дымится искореженное железо. Где стоит густой смрад горелой резины, дерева, металла и человеческой плоти.

В который уже раз за это солнечное утро Кобрин втянул в себя напоенный лесными ароматами воздух. В тонкий запах луговых цветов гармонично вплетался густой хвойный дух. На Терре-3 пахло иначе. И на Вирджинии тоже. Даже на главной планете метрополии, над экосистемой которой всерьез потрудились терроформаторы, приводя ее к соответствию с биосферой человеческой прародины, не было таких запахов. А на Земле Сергей так ни разу и не побывал, поскольку туристические туры туда по меркам простого офицера стоили баснословно дорого. Ну, в смысле, там, в будущем, не побывал, а не сейчас. Тьфу ты, блин, как начинаешь думать про то, что будущее поменялось местами с прошлым, так просто голова кругом!

«А вообще, – выплюнув изжеванную травинку, Сергей сдул пытающегося вскарабкаться на рукав гимнастерки муравья, – это ж какими нужно было быть идиотами, чтобы так загадить свою планету, что пришлось превратить ее в закрытый экологический заповедник? И еще почти столетие восстанавливать эту самую экологию, перенося все вредные производства на другие планеты системы и орбитальные заводы? Уроды».

– Что-то не так? – откликнулся сидящий под исполинской елью Зыкин, с тревогой взглянув на комбата. – Чего морщишься?

«Эх, Витя, Витя, да все не так! Разве я сумею рассказать тебе, как пахнет воздух на других планетах и что потеряли люди, отправившись покорять Галактику?! Вы пока еще робко и наивно мечтаете о звездах, а мы этими звездами сыты по горло. Ну, по крайней мере, лично я. Потому что там – все то же самое: алчность, грязная политика, жажда наживы и, как следствие всего этого дерьма, войны. Все новые и новые войны, на которых погибают такие же простые солдаты, как мы с тобой. Так что ни хрена, по сути, и не изменилось! Ни хрена! Только оружие и снаряга стали покруче, бомбы помощнее да воюют теперь целыми планетами, а не отдельными странами. Но знать тебе обо всем этом не стоит, иначе наш разговор никогда не закончится. А сейчас? Вот лежишь ты тут рядом со мной, все ждешь объяснений, а какие тебе нужны объяснения? То-то и оно, что ни ты, ни я этого не знаем, хоть оба прекрасно понимаем – пришло время отдавать долги. Ты авансом подарил мне доверие, рисковал жизнью и честью офицера ради моего плана, и сейчас я должен тебе отплатить, вот только как?».

Как ни странно, мрачные рассуждения вернули Сергея к реальности:

– Ждешь объяснений?

Мамлей равнодушно пожал плечами, тут же коротко зашипев от боли:

– Ох, зараза! Все время про рану забываю.

«Вот ведь упрямый, ответил, ни слова по сути вопроса не произнеся! Умный. Другой на его месте давно бы уж истерику закатил. Или пистолетом начал размахивать… хотя, нет, глупость сказал. Ну, в смысле подумал. Насчет пистолета – это уж определенно перебор, парень не настолько примитивен. Так что повезло мне с Зыкиным, однозначно повезло».

– Блин, и какое из них тебя устроит? Ты же понимаешь, что Генштабу, комитету обороны и лично товарищу Сталину нужна достоверная информация снизу, причем такая, что никакие органы не обеспечат. Нет, разумеется, я в курсе, что у него имеются порученцы. Причем не только те, что с соответствующими удостоверениями, но и… другие.

На сей раз Кобрин был удостоен ироничного взгляда.

«Гм, а вот это уже любопытно, весьма даже любопытно. А сам-то ты кто, товарищ младший лейтенант НКГБ Витя Зыкин? Хотя нет, на спецпорученца ты никак не тянешь. Весь поведенческий набор не тот. Но с другой стороны, а много ли я этих самых порученцев видел? Так много, что аж ни одного».

– Хорошо, давай поговорим. Но только прежде позволь вопрос один задать. Витя, а кто тебя учил? – В контексте отчетливо звучало невысказанное: «А сам-то ты кто? Почему, как твои «коллеги по цеху», не истерил по каждому пустяку, не хватался за пистолет, не грозил надо не надо трибуналом, не обвинял в измене Родине, паникерстве и провокаторских намерениях – ну и все такое-прочее? Если я не ошибся в тебе – а я не ошибся, гарантия сто процентов! – то сейчас ответишь честно».

Зыкин, разумеется, ответил. И ответ оказался неожиданно коротким:

– Дед. – Поразмыслив секунду, с грустной улыбкой пояснил: – Сирота я, дедушка воспитывал. Неграмотный он был, но людей насквозь видел и меня этому делу научил. Когда помирал, наказ дал: «Мы, сибирские казаки, всегда матушку Россию защищали, вот и ты иди, не бойся защитником стать. Благое это дело во все времена. Накипь смоет, а люди останутся. Настоящие люди». Позже я понял – это дед меня так на службу в органах благословил. Жаль только не дожил.

Лучик солнца пробился сквозь листву, заиграл на щеке младшего лейтенанта, отчего тот невольно сощурился и торопливо отвернулся.

И только сейчас Кобрин неожиданно окончательно осознал, что НА САМОМ ДЕЛЕ сделал этот, по сути, мальчишка, рискнув разыграть спектакль с несуществующим пленным офицером и «расстрелянным» немецким самолетом автомобилем фельдсвязи. Еще и Авдеева каким-то образом убедил – жаль, теперь не узнаешь, каким: погиб пограничник, сгинув где-то в белорусских лесах вместе со своей разведгруппой. Хотя, может, и объявится еще. В той, прошлой истории наши отдельными группами, а то и поодиночке до осени из окружения выходили. Впрочем, сейчас другое важно: это не ему, Кобрину-Минаеву, генерал-лейтенант поверил, а никому не известному мамлею Зыкину! И именно его действия, пусть и опосредованно, в итоге остановили гитлеровцев, не позволив захлопнуть крышку Белостокского котла. Так что, как ни крути, именно особист, хоть сам о том и не подозревает, все эти тысячи бойцов, что должны были в плен попасть, спас. Он – да еще державшиеся до последнего патрона красноармейцы, ценой своих жизней разжавшие почти на сутки стальные клещи гитлеровского наступления…